До начала и в перерыве судебного заседания Верховного суда РФ, рассмотревшего кассационную жалобу Антона Коростелева и Алексея Пулялина на вердикт Верховного суда РК, приговорившего их к пожизненному заключению за поджог ухтинского торгового центра «Пассаж», корреспонденту «ЗЖ» удалось побеседовать с подсудимыми, находившимися в сыктывкарском СИЗО и участвовавшими в судебном процессе посредством видеоконференции.

— Надежда на благоприятное решение суда кассационной инстанции есть?

Коростелев (в дальнейшем — К): — Я невиновен и надеюсь, что приговор будет отменен.

Пулялин (в дальнейшем — П): — Я хочу сказать о другом. Как только Верховный суд РК вынес нам обвинительный приговор, на другой же день приезжали оперативные работники и пытками заставляли давать показания.

К: — Против Махмудовых (против Фахрудина и Асрета Махмудовых возбуждено и расследуется уголовное дело в организации поджога «Пассажа» — «ЗЖ»).

П: — Просто пытали. Не давали писать кассационные жалобы, отбирали бумагу. И это все делали работники ОРЧ Следственного управления при МВД по РК. Я писал множество жалоб и надеюсь, суд сейчас оценит это.

— А что пытались от вас получить?

П: — Поставили условия. Говорят: мы вам обещали, что дадут ПЖ? (пожизненное — «ЗЖ») Вам дали. Даете сейчас показания — вам отменят ПЖ. Так было примерно в течение месяца. Приходилось на голодовке сидеть.

— Они что, говорили, что с судом могут договориться?

К: — Они просто говорили, что прокуратура РК — а эту сделку предлагали от лица прокуратуры РК — выйдет на генеральную прокуратуру, а та выйдет на Верховный суд РФ, и таким образом они добьются отмены, если мы, конечно, дадим показания, которые им нужны.

— Если коснуться истории, то все ведь началось для вас с кражи телефонов в магазине сети «Сотовик»...

К: — Да. И нас убеждали в том, чтобы мы сказали, что данное преступление нам заказали. Поскольку «Сотовик» находился в торговом центре «Пассаж», то якобы нам сначала заказали «Пассаж», потом — другие магазины. Хотели это все связать, а потом перекинуть на поджог «Пассажа». Я в тот момент сидел на ИК (исправительная колония — «ЗЖ») 19, на Бельгопе отбывал наказание, меня этапировали в ИВС (изолятор временного содержания — «ЗЖ») Ухты. И буквально один день общались за «Сотовик», а потом — все. Алехин (сотрудник ОРЧ МВД по РК — «ЗЖ»), Турдыев (Ровшан Турдыев, начальник управления уголовного розыска МВД по РК — «ЗЖ») — вот, кто замешен в фальсификации, они приехали и говорят, мол, сознавайся в «Пассаже», мы сейчас едем к прокурору республики. «Ты будешь говорить или нет?» Я говорю: нет, я не совершал этого преступления. «Ну, смотри сам, тебе хуже будет». Они уехали. А меня стали постоянно этапировать в МУБОП в Ухту. И там со мной проводили беседы: Ершов (Николай Ершов, бывший начальник МОБОП в Ухте — «ЗЖ») был, Лежнин (Николай Лежнин, замначальника МОБОП — «ЗЖ»). И меня перевозили 12 человек в масках. Это уже для меня было психологически тяжело. Меня привозили туда в наручниках, заводили как пожизненно осужденного. Били и заставляли признать вину.

— Били?

К: — Пристегивали наручниками к батарее и наносили удары. Кроме того, были угрозы в отношении родных и моей девушки.

— А что говорили по поводу родных и девушки?

К: — Что ей подкинут наркотики, и она тоже будет сидеть в тюрьме. Заставляли ее писать записки мне такого содержания: признайся, мол, тебе будет лучше, подумай о нас... Я сидел в это время совершенно один, вокруг меня такие заборы выставили, что мне казалось, что я — один, и мне никто не верит. Я на тот момент просто наплевал на себя, поэтому сдался. Не мог терпеть этого всего.

— И вам, насколько известно, за самооговор обещали вменить 167-ю статью УК РФ (умышленные уничтожение или повреждение имущества, наказывается лишением свободы сроком до 5 лет).

К: — Они обещали 167-ю, да. Говорят, будет только 167-я, мы вас увезем в любой лагерь России и уйдете по УДО (условно-досрочное освобождение — «ЗЖ»). И — все. Я дал показания. Меня начали возить каждый день в МОБОП, заранее говорили о том, что мне надо говорить. Вот сейчас ссылается прокуратура, что я на пленках там сидел спокойно (в своем выступлении на заседании Верховного суда РФ по рассмотрению кассационной жалобы Пулялина и Коростелева гособвинитель Юрий Овчинников заявил, что видеозапись допросов осужденных свидетельствует о том, что они «показания дают непринужденно, свободно, улыбаются» — «ЗЖ»). Да потому что меня заранее об этом предупреждали. Говорили: тебя сейчас будут снимать на пленку, не показывай никаких эмоций, говори так и так. Потом у меня появилась единственная возможность сказать, что я не виновен. В Москве, куда меня повезли на психофизиологическую экспертизу с использованием полиграфа. И там экспертам впервые я сказал, что не виновен. Я ей — эксперту Комиссаровой — сказал, что не виновен в преступлении. В итоге экспертиза подтвердила это.

— То есть полиграф показал, что вы говорили правду?

К: — Да-да-да. Я сначала хотел дождаться суда, а не на следствии это заявлять, потому что на меня так давили, что я не мог уже держаться. Но в Москве у меня появился шанс. Я рассказал во время экспертизы о всех событиях, где я был в тот день (день поджога «Пассажа» — «ЗЖ»), и экспертиза показала, что я говорю правду, что я не совершал преступления. Также производилась вторая экспертиза — в ФСБ РФ. Экспертом был Николаев. Он признал нас полностью невиновными и даже установил то, что явка с повинной была написана под давлением.

П: — Но суд наш почему-то не взял это во внимание.

К: — Вернее, первый взял во внимание, а «обвинительный» уже не взял. Но вот после этих экспертиз я набрался мужества и стал говорить, что невиновен. Конечно, ко мне применялась физическая сила...

— Как это происходило?

К: — Да просто... В ИВС, скажем, выводят из камеры, ведут в соседнюю камеру, где нет никого. Решетки там выше, есть пьедестал небольшой. На него встаешь, заламывают, пристегивают наручниками и начинают бить по ногам. И ты не можешь даже присесть, потому что иначе руки сдавливает.

— Чем били?

К: — Ну, дубинкой, чем... Это делали сами сотрудники ИВС по поручению вышестоящих органов... Но я настроился, что в любом случае на суде буду говорить, что невиновен, мне было главное пережить это следствие.

— А когда на суде вы начали отказываться от тех показаний, которые давали во время предварительного следствия, какие-то меры к вам применялись?

К: — Мы начали еще на следствии отказываться. И во время следствия и суда я две трети времени просидел в изоляторе — в карцере. Больше года я там просидел. Меня просто держали постоянно в карцере. Во время суда мы ездили из камер, только суд проходит — все: на следующий день мы заезжаем в карцер. Психологически давили. К нам приезжали сотрудники МОБОП, говорили, типа, давайте, соглашайтесь, будет 167-ая. Конкретно это началось после показаний Чекалина (Григорий Чекалин, экс-заместитель прокурора Ухты, заявил в судебном процессе о многочисленных фальсификациях в уголовном деле по обвинению Пулялина и Коростелева — «ЗЖ»). Я им сказал, что невиновен и буду говорить так, как оно есть.

П: — Во время суда нас избили. Экспертиза показала, что у меня были побои. Я написал жалобу. У меня есть свидетели. Но дело уголовное отказываются возбуждать.

— При каких обстоятельствах вас избили?

П: — Это было буквально за месяц до вынесения оправдательного приговора (первоначальный оправдательный вердикт по уголовному делу о поджоге «Пассажа» был вынесен Верховным судом РК 28 июня 2008 г. — «ЗЖ»). Я даже не знаю причину избиения. Мы из тюрьмы приехали в суд, и когда вышли из машины и начали спускаться вниз, то бить начали первого меня, а потом Антона.

— А следователи, работники прокуратуры приходили?

К: — Вот бывший прокурор Ухты Санаев (Николай Санаев, в 1994-2007 г.г. — прокурор Ухты — «ЗЖ»). Я его несколько раз вызывал: писал, что в отношении меня применяется физическая сила, давал отвод следователю... А он мне постоянно отказы писал: я, мол, дело контролирую, ничего не нашел и не видел. Ко мне приезжал зампрокурора республики — в ИВС ко мне спустился. Были там Власенко (Анатолий Власенко, старший следователь прокуратуры РК по особо важным делам, возглавлял оперативно-следственную группу по уголовному делу о поджоге «Пассажа» — «ЗЖ»), Ершов и Малафеев (Александр Малафеев, сотрудник уголовного розыска УВД Ухты — «ЗЖ»). Вот, говорят, с тобой хочет поговорить человек. Он заходит, их выгоняет, и начинает со мной говорить: ну, что, как у тебя по делу?.. Я говорю, что невиновен, этого не совершал. А он: ну, а что делать, такое дело «глухарем» лежать не будет...

— А что за зампрокурора? Как его звали?

К: — Я не знаю. Помню, что они Сан Санычем его звали (Александр Лодыгин, заместитель руководителя следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по РК; до сенября 2007 г. — начальник отдела по расследованию особо важных дел прокуратуры РК — «ЗЖ»).

- А Махмудовых сразу начали «пристегивать» к делу о поджоге?

К: — Да, сразу шла речь о Махмудовых. На этом настаивал Ершов. Вот все показания, которые я давал, за ними стоял Ершов. Он мне говорил, что я должен показывать на допросах.

— Не чувствовалось какой-то личной заинтересованности Ершова в этом?

К: — Я думал, конечно, зачем ему это надо. Но я не знал в то время, а только на суде узнал из диктофонной записи (представленной Григорием Чекалиным — «ЗЖ»), что он хотел взять 20% бизнеса (Фахрудина Махмудова — «ЗЖ»). А Махмудовых я даже никогда в жизни не видел, знаю только одного из них, поскольку учился с его сыном. И то это было в 3-5 классах, и я с ним не общался.

— В явке с повинной вы написали, что были вынуждены поджечь «Пассаж» в качестве компенсации за причиненный вред племяннику Фахрудина Махмудова, с которым у вас произошел инцидент в одном из ухтинских клубов...

К: — У меня с ним дружеские отношения. Ни один из свидетелей из нашего круга общения того времени не сказал, что с кем-то у нас был конфликт, в том числе, с ним.

— Так вы сами придумали эту историю с конфликтом или вам подсказали?

П: — Мелочи приходилось самим придумывать, а основные пункты были согласованы. Антон был в Ухте, а я в Сыктывкаре, и мы по телефону общались по этому поводу.

— Вы уже упоминали о том, что после обвинительного приговора к вам в СИЗО приходили сотрудники ОРЧ МВД по РК и склоняли к даче «нужных» показаний. У них были законные основания для встреч с вами?

П: — Эти же работники и во время следствия оказывали на нас давление. Они были допрошены в суде, и им никак нельзя было с нами, по закону, встречаться. Но, как они говорили, Верховный суд РК дал им доступ, и именно в те десять дней, когда я писал кассационную жалобу. Я сидел в кабинете и выслушивал их условия. Ставили условия, что, если я сейчас дам признательные показания о том, что я якобы совершил это преступление, оговорю в очередной раз Махмудова, то мне отменят пожизненное лишение свободы. Я им сказал, что невиновен и на сделку не пойду. После этого каждый день сидел с ними в кабинете. Приезжали защитники, я к ним выходил, говорил, что не хочу с ними сидеть, спрашивал, что мне делать. Мы писали столько жалоб, а ответа так и не получили. Я до сих пор не знаю, на каких основаниях они меня посещали... Я не знаю, какое сегодня суд примет решение, но если оно будет обвинительное, то я просто уверен, что завтра-послезавтра опять приедет тот же самый Алехин и опять будет предлагать эту же самую сделку.

— А что за история приключилась с видеокамерами скрытого наблюдения, которые были установлены в ваших тюремных камерах в СИЗО?

К: — Нас на несколько дней перевели из тех одиночных камер, где мы содержались, в другие. Когда нас вернули, то появилось какое-то замазанное пятно на стене, было видно, что что-то делали...

П: — И мы обнаружили скрытые маленькие видеокамеры, которые, как я понимаю, вели наблюдения даже в тех случаях, когда это не разрешено по закону. Я полагаю, что это недопустимо.

К: — Мы просто провода отрезали, вытащили их и так оставили. Сотрудники потом их забрали.

— Что вам за это было?

К: — Карцер.

— Только что Верховный суд РФ отказался допросить в судебном заседании бывшего работника управления уголовного розыска МВД РК Михаила Евсеева, который готов был дать показания, что записка, в которой вы признаетесь в поджоге «Пассажа», на самом деле была изготовлена и подброшена сотрудниками правоохранительных органов...

П: — Человек сознается, что он подкинул записку, участвовал в фальсификации, почему его не допросили, я не понимаю. Мне кажется, сама прокуратура должна быть заинтересована в первую очередь.

К: — Это — единственное доказательство, которое в основу обвинения положено. И оно сфальсифицировано. Все это понимают, так почему бы это не огласить. Я не знаю, какие нормы права у них... Я уголовно-процессуальный кодекс изучил уже весь и просто знаю, что доказательства, которые добыты не следственным путем, можно предоставлять при кассационном разбирательстве... Но в любом случае будем бороться до конца с этой несправедливостью.

— В случае неблагоприятного исхода сегодняшнего судебного заседания в Европейский суд по правам человека будете обращаться?

К: — Конечно, будем.

— Известно ли вам, кто все таки был поджигателем? — спросила подсудимых корреспондент газеты «Красное знамя».

П: — Я скажу в открытую: если бы я знал, кто это сделал, я бы незамедлительно, прямо сейчас, вам бы сдал этого человека. Пусть тот, кто совершил это преступление, и сидит. А нам дали пожизненное ни за что...

Беседовал Сергей Сорокин