Фото Андрея Влизкова.
В последние годы раскрашенная, как «17 мгновений весны», и загламуренная киношниками тема Великой Отечественной войны из разряда требующих бесконечного осмысления перешла в категорию развлекательных. Из священной войны лепят дешевый боевик. Между тем фронтовиков, которые могут рассказать о том, какой на самом деле была та война, все меньше. Один из них — уроженец села Турья Княжпогостского района Коми Александр Иванович Щанов, в 18-летнем возрасте водивший в атаки пехотную роту на Волховском фронте. Накануне 9 мая он согласился побеседовать с корреспондентом «ЗЖ».
- Как вы попали на фронт?
- Мобилизовали меня, 18-летнего парня, сразу, как только я в июле 1941 года окончил Усть-Вымское педучилище. Направили в Череповец — в военное пехотное училище, где несколько месяцев учили тактике, огневой подготовке. Затем, уже зимой, отправили на Ленинградский фронт в 54-ю армию, которой командовал знаменитый генерал Иван Федюнинский.
- Какое подразделение вам как молодому лейтенанту поручили?
- Пехотную роту штыков в 160. В феврале-марте 42-го года она была задействована в Любаньской операции — наша армия должна была пробиться ко 2-й ударной армии генерала Власова (генерал-лейтенант Андрей Власов, после пленения сотрудничавший с гитлеровцами, — «ЗЖ»). Зима была трескучая — морозы до 45 градусов. А в марте растаяло, земля раскисла, и техника завязла — даже лошади не могли пройти. Мы остановились в районе Любани, километров 20 не дошли до 2-й ударной армии. Ну, потом все, наверное, знают, что случилось — ее полностью окружили. Тысяч 16 человек прорвались — поодиночке или группами — через окружение...
Летом того же года рота принимала участие в Синявинской операции по прорыву блокады Ленинграда... Сталин тогда расщедрился — дал танки Т-34, автоматы, превосходство у нас было в живой силе. Задействованы были два фронта: Ленинградский должен был форсировать Неву и двигаться навстречу нашему, Волховскому. Условия для наступления, конечно, были тяжелые — узкий участок от Приладожья до Синявино. Наступление сначала вроде бы шло хорошо. Потом ударил Манштейн (генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн, чья армия, переброшенная из Крыма, усилила немецкую группировку под Ленинградом — «ЗЖ»), пошли фланговые удары, и нам пришлось отступить на прежние позиции. 16 километров всего нам надо было преодолеть от Черной речки до Невы. Мы же прошли чуть больше 6-7 километров. Войскам Ленинградского фронта тоже не удалось форсировать Неву. В общем, прорвать блокаду мы не смогли. Может быть, и неумение сказалось... А потери, конечно, были огромные. Места там болотистые, и нельзя было понять, чего в болотной жиже больше — воды или крови.
- В вашей роте потери были велики?
- Иногда по 20-25 человек всего оставалось. Несколько раз личный состав пополнялся. Когда перешли к обороне, потери тоже немалые были. Когда говорят, что не успевали хоронить, — не преувеличивают. Идет наступление, и похоронами заниматься было некогда. Нужно было спасать живых людей — ленинградцев. Бросаем (мертвых — «ЗЖ») в оставленный окоп или в воронку. Там они и лежат. Сначала сам там прячешься, потом и трупы туда сталкиваешь...
- До рукопашной часто доходило?
- Бывало, атака рукопашной заканчивалась...
- Когда в атаку шли, кричали «За Сталина!»?
- Нет. Наш «передок» от немецкого «передка», бывало, в ста метрах находился. Какой там Сталин? С нашей стороны маты и с немецкой — ругань.
- Как же бойцов в атаку поднимали?
- Иной раз и пнешь. До немецкой передовой 100-200 метров. Если встанешь в рост — перестреляют всех. Поэтому ползешь по-пластунски. Остается метров 40-50, нужно встать и сделать стремительный рывок до немецких окопов. Молодые, 18-19 летние солдаты на это способны. А были солдаты и 50-летние. И медленно поднимаются. Поэтому другой раз и пнешь — беги быстро, иначе погибнем все.
- Не серчали на вас бойцы?
- Дурным глазом после этого не смотрели, и пулю в задницу я не получал.
- Откровенные трусы были? Те, кто бежал с поля боя?
- В моей роте таких не было. И в батальоне (в состав которого входила рота Александра Щанова — «ЗЖ») я таких случаев не знал. Был такой психологический настрой — что надо это делать... Видите, какая штука — ведь никто не хочет умирать. Не думает о смерти только, извините, клинический идиот. Но на фронте призыв командира роты «Вперед, ребята, за мной!» пересиливал инстинкт самосохранения.
- Политруки в смысле психологического настроя большую роль играли? Насколько велико было их влияние?
- Я не видел плохих политруков. Может быть, где-то на более высоком уровне — полка, дивизии — такие и были. Но в пределах роты, батальона — там ведь все на виду, они ближе к солдатам, в атаку идут вместе с пехотой, возглавляют атаку. Ведь и животный мир не обходится без вожаков, так ведь? Когда ротный «ванька» или политрук идут впереди — веселее солдаты атакуют... Хотя, впрочем, был один плохой политрук, о котором в подразделениях шла молва. Присылали к нам на фронт комиссаром Мехлиса (Лев Мехлис, член военсовета Волховского фронта — «ЗЖ»). По-моему, повесить его надо было за я..ца, собаку. Грубый, неученый, со слабым интеллектом человек.
- Заградотряды позади вас стояли?
- Были. Но мы их не видели. И не хотели видеть. Знали, что они стоят где-то позади нас, и чувство было плохое, гнетущее. С одной стороны, воины идут вперед, рискуя жизнью, а за твоей спиной — какое-то недоверие...
- Вам сообщали особо, что за вами стоят заградотряды?
- Нет, просто общие разговоры были. Особенно перед наступлением... Кстати, этих заградотрядщиков и прочих кэгэбэшников награждали куда щедрее. Да и вообще, наградами и званиями тогда не слишком разбрасывались — не то, что сейчас. У меня друг умер лет восемь тому назад, Лосев Александр Иванович, орден Суворова имел, майор. Командовал батальоном. Шесть раз был ранен. За Подмосковье ни хрена ему не дали, а свой первый орден — Красной звезды — он за Сталинград получил... То же касается и потерь. Я сейчас, когда общаюсь с «афганцами», говорю: слушайте, не гневите Бога, господа туристы... Сейчас газету откроешь — «Афган», «Чечня». Так скоро забудут про нас, про Великую Отечественную войну. Вспомнят, друг мой, может быть, тогда, когда будет новая война... Но в любом случае российский народ не удастся поставить на колени. Гитлер почему проиграл? Все, казалось бы, он учел. Даже пуговицы на нижнем белье советского солдата. Но не учел российского характера, российской души.
- То есть сталинская дисциплина была не при чем — все дело в «русском характере»?
- Ну, а как же? Одна рота в Брестской крепости четыре месяца сражалась против оккупантов... А неудачи и жертвы первого этапа войны, все наши беды я отношу на счет Сталина.
- Разве на последующих этапах войны людей жалели?
- Людей, конечно, не жалели. Но я вот вспоминаю показательный эпизод. Мне рассказывал один старший лейтенант с Невской Дубровки (плацдарм оборонявших Ленинград советских частей на правом берегу Невы — «ЗЖ»), как ему вышестоящий начальник приказал взять высотку, на которой стояло пять-шесть домов. Старлей, командовавший батальоном, ответил начальнику примерно так: «Да пошел ты на х..! Бери сам». На той высотке стояли танковый, артиллерийский полки немцев — куда на них с винтовками и автоматами? Это к вопросу о сбережении личного состава...
- Когда для вас закончилась война?
В 42-м, когда получил контузию и разрывную пулю в руку, после чего стал пожизненным инвалидом. Представили к ордену Красной звезды. В 43-м лечился в госпиталях. После лечения приехал в Онежье Княжпогостского района. Преподавал историю в местной школе, замещал председателя колхоза. Потом взяли меня в Княжпогостский райисполком. Там я работал заведующим отделом мобилизации, пока не решил поступать в Ленинградский университет. После окончания исторического факультета меня пригласили в Сыктывкар. Здесь заведовал филиалом ленинградской лесотехнической академии (ныне Сыктывкарский лесотехнический институт — «ЗЖ»). Продолжаю и сейчас институту помогать, иногда почитываю лекции.
- Вы известны как человек демократических взглядов. Например, Сталина не любите в отличие от многих ветеранов, ваша неприязнь к коммунистам тоже известна. Как бы вы оценили нынешнюю власть в стране?
- Власть у нас вроде демократическая. Но коммуняки под ногами все-таки путаются, снова хотят прийти к власти... С определением нынешнего общественного строя у меня затруднения. Меня студенты на лекциях спрашивают: какой у нас общественный строй? А я не знаю, что им ответить. Криминальный капитализм? Как еще его обозначить?..
- Как вы уживались с коммунистами и коммунистической идеей в советский период?
- В свое время мне предлагали написать диссертации «Коммунистические принципы распределения», «Коммунистическая формация счастья человечества». Я отказывался, говорил: когда-нибудь я буду старым, и не хочу, чтобы надо мной смеялись. Я знал, что это ересь... Однажды на лекции в институте я нахваливал все наше, советское — у нас лучшая техника и т.п. Нахваливал, нахваливал, а потом не выдержал и добавил свое: и тараканы наши рыжые — самые лучшие тараканы в мире. Уволили с работы...
- О вашей активной жизненной позиции также известно. Одна из недавних ваших инициатив — присвоить сыктывкарскому госуниверситету имя всемирно известного нашего земляка, ученого-социолога Питирима Сорокина...
- Это необходимо сделать. Если присвоить имя Сорокина университету, это повысит престиж не только вуза, но и всей республики. И это, я считаю, будет серьезный шаг на пути к демократизации нашего общества. Ведь имя Питирима Сорокина и через тысячу лет не будет забыто.
- На каком уровне вы представили свою идею?
- На уровне главы республики. Он мне звонил перед праздниками, поздравил, извинился, что пока не мог капитально познакомиться с моими мыслями насчет Питирима Сорокина.
- Но, кажется, существует также идея дать университету имя его первого ректора Валентины Витязевой.
- Считаю, нельзя давать вузам имена их организаторов. Давайте тогда леспромхозам, пивзаводам давать имена их учредителей...
- На ваш взгляд, все ли делает государство для того, чтобы обеспечить ветеранам Великой Отечественной достойную жизнь?
- Правильно говорил в Воркуте Орда (Павел Орда, бывший первый заместитель главы РК — «ЗЖ»), если помнишь: ни хрена не делают для ветеранов.
- Кажется, он немножко не так сказал. Он как раз высказался в том смысле, что эта страна вам, ветеранам, ничего не должна, потому что вы воевали за другую страну.
- Ну, насчет страны, это спорный вопрос. Нам было до лампочки, кто нами руководил — Сталин, Петров или Сидоров. Была Россия за нами. Было Отечество, был российский народ, было человечество. Это превалировало...
Беседовал Андрей Влизков